Если под стереотипами мы подразумеваем некие паттерны и установки родом из детства, которые всю жизнь повторяются, то – да, среди них есть позитивные и негативные. Целые поколения людей были искалечены. Мы – первое поколение, которое понимает эту проблему и, работая с собой, может действительно что-то изменить для себя и своих детей.
Да. Это естественно. Наши родители воспитаны детьми войны, которые не могли воспитать их иначе. Наши родители, соответственно, не могли нас воспитать по-другому. Это бесконечно болезненные истории. Я знаю людей, которые начинают разбираться в своих семейных историях и начинают многое понимать. Например, благодаря психотерапии девушка, наконец-то, понимает, почему мама ее никогда не обнимала. Никогда-никогда! Она работает над собой, понимает, что со своим ребенком будет другой. Но для нее это та тоска, которую залечить, убрать достаточно сложно. Маму винить тоже нельзя – она не получила этого от своей мамы. Так было в большинстве историй. Детей избивали, ими не занимались, волновались, в лучшем случае, за их физическое благополучие: живы – и хорошо. Семье нужно было выживать, поэтому ребенок тоже тяжело трудился с малых лет. К сожалению, с точки зрения межличностных отношений, эмпатии, душевного тепла, когда они вырастали, не могли дать ничего своим детям. Эти дети, наши ровесники, понимают, что у них болит, они с этим работают. Самые продвинутые не только понимают, но и выстраивают отношения со своими детьми по-другому.
Да. Раньше это считалось эгоизмом и неким подобием извращения. Можно любить Родину, партию, страну… Себя любить нельзя, как только ты начинаешь это делать – тебе уже не до того, чтобы любить партию. Если родители смогли заложить в своих детей позитивные паттерны, то их дети идут по жизни, вперед и вверх, как по лесенке. Фундамент и ступеньки – это вера в силу детей и вся та любовь, которую передали им родители. Такая опора получалась также, если в семье были традиции. Ох, скольких людей это спасло! Когда есть какие-то совместные истории, которые становятся ментальными местами силы: мы собираемся тогда-то, всей семьей, садимся за один стол, балагурим, шутим, общаемся… Паттерны управляют нами, если мы их не осознаем. Да и когда осознаем – очень трудно от них избавиться. Есть негативные, которые приводят нас к физическим болезням, душевным беспокойствам и неэффективной жизни. Есть позитивные, на которые мы всегда опираемся, даже если не понимаем их ценность до конца.
Первое, что есть практически у 80% подростков: они считают себя изгоями. Напоминаю, дети из благополучных семей, которые, по идее, хорошо социально адаптированы.
Сам процесс проживания этого возраста накладывает отпечаток непризнанности. Но есть еще боль взаимоотношений с обществом.
Была история с вот именно таким мальчиком. Его давно не слышали. Он сам проговорил почти всю группу, почти два часа. Мы дали ему такую возможность. Потом он заболел и три следующих сессии пропустил. Но, по факту, все три сессии он был с нами, его образ присутствовал в группе. Магия: он один раз открылся, поделился своей болью и рассказал истории из жизни. Дальше дети ходили и думали об этом, примеряли на себя, переосмысливали. Приходя на сессии, они говорили: “А помните, вот он говорил, как с ним было это? Так вот, у меня происходит то же самое!”. Понимаете, какой огромный вклад сделал этот мальчик? Он нас лечил и учил своими историями. Ему было сложно открыться, он боялся, что его не поймут. Но он открылся и обогатил всех нас. Одним из паттернов современных подростков является тотальное одиночество. Дело не в гаджетах. Они туда сбегают. Да, там интересно, там точно ярче, чем в жизни. Гаджету легко быть ярче. Жизни и живым людям очень трудно соревноваться с ними по количеству информации, яркости и всего, что доступно в интернете на уровне клика. Но у них есть тотальное одиночество, которого не было у нас.
Первое – позволять детям к нему прикасаться. Они должны осознать, что с ними происходит. Второе – дети должны знать, что у них есть место, где их ждут с проблемами, одиночеством, горечью, тоской, с чем-то, что они сами не могут назвать. Место, куда они могут прийти в любом состоянии: под наркотическим воздействием, в состоянии алкогольного опьянения, в слезах, когда разрывает от любви и не знаешь, что с этим делать и куда это принести. Самое важное – знать, что есть место в мире, географическая точка, куда можно прийти, когда плохо. Нечто вроде коворкинга – открытые дома, куда люди приходят и уходят. Там работают психологи, терапевты, люди, которые через телесные практики помогают другим. Такие примеры в мире есть, наша страна пока до этого не доросла.
Была уверена, что мы больше будем работать с межличностной зоной: “ребенок-ребенок” и “ребенок-родители”. Нет. У нас сессия за сессией работа крутится вокруг темы “ребенок-школа”. И речь идет в основном об учителях.
Да. Конфликты, непонимание, издевательства учителей. Еще раз – мы говорим про благополучные семьи и благополучные школы. В некоторых историях нарушение личных границ учителями столь велико, что хоть в полицию обращайся… Потому что то, что они делают – это ад. Мы учим детей отстаивать свое мнение, учим говорить волшебное “Стоп!”, выставляя границы, внутренние и физические. Учителя наносят своим ученикам колоссальное количество боли, с которой детям некуда пойти, потому что даже родители их с ней не примут до конца. Учителя – это сила, авторитет, система, мысль “а может ребенок придумывает” и так далее. Местами есть подростковое бунтарство, да. Но когда начинаешь копать и разбираться, понимаешь, что это бунтарство в ответ на дичайшую несправедливость. Дети тратят годы в школе, получая психические и психологические травмы, и не знают, что с этим делать.
“Мажоры”, в каком-то смысле, становились “школьной крышей” переселенцев. Они специально ими не занимались, но если видели несправедливость, именно они включались первыми. Из всех историй, которые мы знаем, с агрессией по отношению к переселенцам включались те, кого можно назвать ровней, учителя и дети из менее благополучных семей. Но не “мажоры”. В наших школах сильно травят детей-переселенцев. Они не адаптированы. Практически во всех случаях, о которых нам рассказывали сами дети, переселенцы не смогли адаптироваться в школе, и они уходили. Были случаи, когда дети приходили в школу уже после какой-то школы. Из этой школы через два месяца их также просто вытравливали. Они не приходили на занятия, потому что для них там был ад. Они плохо учились. Они – нормальные дети, но коллектив их не принимал. Учителя это видели, игнорировали, а дети проявляли себя с самых худших сторон.
Из-за внешнего вида, из-за того, что кто-то говорил на суржике, из-за самого статуса “переселенец”. Родители отдали ребенка в школу, с мыслью, что хотя бы 8 часов в день он будет присмотрен, а они тем временем смогут построить жизнь заново. Школа не приняла эту функцию на себя, она игнорирует потребности ребенка. Более того, школа требует, чтобы этот ребенок учился как все, чего тоже не может быть, потому что у него психологический стресс. При этом многие дети проявляют себя достаточно жестко по отношению к таким новеньким. Те подростки, которые приходят к нам в группу, это видят, говорят об этом, им болит этот вопрос. Но не всегда могут их защитить. Знаете почему? Потому что не знают как.
Первое – всегда имеет смысл быть на стороне своего ребенка. Всегда! Ребенок должен знать, что есть мама, папа, к которым можно прийти, чтобы ни случилось. Он должен знать, что может рассчитывать на родителей. Ему важно знать, что он может принести родителям свою боль, и они справятся с ней и ему тем самым помогут справиться. В психологии это называется – контейнирование. Почему дети не идут к родителям со своими проблемами? Потому что боятся, что родители с этим не справятся. Потому что когда дети приходят к родителям со своей сложностью или трудностью, какую реакцию, как правило, дают родители? Резкую и бурную. Потому что они считают, что это как раз хороший момент воспитать ребенка.
Очень. Ребенок пришел с болью, он как с открытой раной, стоит перед тобой, пробует говорить, а ему в эту рану брызгают кислотой. Поэтому первое – тысячапроцентная поддержка ребенка. Не просто на словах. Ребенок должен знать о ней, постоянно получать ей подтверждение, в мелочах. Если ребенок присылает сообщение, приходит, звонит, потому что хочет чем-то поделиться или что-то рассказать, чтобы вы не делали в этот момент – все откладывается, ребенок хочет что-то сказать. Через два года этот момент может оказаться не просто целительным, а жизнеспасающим. Потому что ребенок будет знать, если он придет с проблемой к маме, то она все отложит и будет только с ним, будет слушать и поддержит. Это просто период такой, подростковый. Дети пробуют мир на прочность.
Да. Иногда родители рассказывают нам какие-то ситуации из жизни подростка, говорят, что он делает что-то, что ненормально и это нужно пресечь. Обычно я им предлагаю посмотреть на меня. Я адекватна, нормальна, выросла, вроде как, не самым ужасным человеком. Так вот, в детстве у меня была такая забава: бросаться с пятого этажа яйцами и брызгаться водой. Не знаю, почему я это делала. Сейчас понимаю, что это – ужасно. Потому что люди же шли куда-то, у них были планы, а они получали разбитое яйцо на свою одежду, которое рушило их день. Сейчас мне очень стыдно и сложно понять в чем был кайф. Но тогда казалось, что это весело. Если бы моей маме сказали, она бы руку дала на отсечение, чтобы доказать, что это не я. Но мы проверяли мир на прочность, проверяли границы дозволенного. Я своей дочери пытаюсь объяснить, что она может делать что-то, что не сможет потом себе объяснить. Что ее друзья могут делать что-то, и она не будет знать это хорошо или плохо. Мы тоже многие глупости делали “по приколу”. Объясняю дочери, если она чувствует, что не хотела бы разделять с друзьями вот эту затею, то может сказать “знаете, я пойду”. Или прислать мне кодовое сообщение.
Она может оказаться в ситуации, когда поначалу казалось, что будет фан, но все обернулось так, что получается уже совсем не фан, выйти из ситуации не можешь, потому что вокруг друзья и надо сохранить лицо. Нельзя сказать: “Ребята, это больше не прикольно, я ухожу”. Тем более, что друзья могут и не выпустить – подростки очень жестоки. Тогда маме отправляется кодовая смска, я звоню, потому что “Тут такое случилось! Беги домой срочно!”. Или позвонить, сказать “Я тебя сейчас заберу, тут срочно надо”. Так вытаскиваешь ребенка из этой ситуации. Выступаешь непреодолимой силой, против которой друзья бессильны. Так что резюмируем. Первое – стоять на стороне ребенка. Второе – понимать, что подростки пробуют и проверяют мир и это – нормально. Третье – договориться про условные сигналы, которые подросток может подать, когда ему понадобится ваша экстренная помощь. Они должны знать, к кому идти и что делать. Это спасает жизнь.
Да. Займись собой. Не надо ему ничего навязывать. Дети же все равно копируют нас. Кроме того, ребенок – это не мама, не папа. Это третий, другой человек по отношению к ним. У него есть свои качества, помимо тех, которые дали родители. Дети – еще и проявление своего социума. Да, мама – не 100% жизни ребенка, у него есть свое окружение. Это нужно принять.
Да. Например, установка “Не волнуйся, деньги всегда придут”. Это очень классно! Это, например, говорила бабушка одной моей клиентке. Девушка выросла с пониманием, что даже если сейчас тяжело, то потом все решится. Да, в самый нужный момент она получала нужные ей суммы из совершенно неожиданных источников. Она всегда жила с пониманием, что мир – не страшный, мир поможет, мир за нее. Эта же бабушка вложила ей мысль “Если плохо – иди к людям”. Круто! Не закрывайся, говори с людьми, говори о проблеме, ты можешь решить свои проблемы только вместе с кем-то. Другая бабушка говорила внучке простую бытовую мудрость: “Всегда ходи на дни рождения”. Даже если нет денег – одолжи, нарядись, купи подарок и пойди. Что это значит? Будь среди людей, с ними ты как-то вырулишь. Раньше не было других возможностей для социализации, для расширения круга общения, не было возможностей встретить новых интересных людей. По сути, бабушка учила быть среди людей. Не замыкаться в своей ракушке. Так что бывают очень простые, бытовые паттерны, заложенные в нас, как мантры. Они работают и помогают нам выруливать. Положительных паттернов, на которые люди опираются – много. Из терапевтической практики еще что-то позитивное и универсальное вспомнить сложно. Но с позитивом к терапевтам не приходят. Всегда четко понятно, что человека поддерживали родители, объясняя, что он – хороший и красивый. Неважно, какой ты. Ты – классный. Когда в этой зоне у детей была поддержка – это видно. Приходят очень эффектные барышни, которые не считают себя красивыми, пытаются в этом месте что-то доработать, но боль их – в другом. Боль в другом, а они продолжают тюнинговать интерфейс. Девушки, которые просто знают, что они – окей, живут проще. Им говорили, что они красивые, что они умные, что у них все будет в порядке. Из этого родилась уверенность, что сними все в порядке; они не сравнивают, кто лучше, кто хуже; знают, что мир – окей, она – окей, и все хорошо.
Отсутствие контакта. Отсутствие взаимосвязи. Это проявляется в бунтарстве и неприемлемом поведении, или в чрезмерной покорности, когда ребенок слишком удобен. Если ребенок весь в своем, ты говоришь “Ну, и хорошо! Меня не достают”. Это очень удобно. Но в какой-то момент понимаешь, что с ребенком связи нет, он в своем каком-то мире и ты не знаешь, какой это мир.
Конечно. Боль. Непонимание, что делать с этой болью, куда с ней идти. Непонимание откуда ждать помощи.
Подростки должны бунтовать. Одна из причин – попытка отвоевывать свою территорию, определить свое место. В жизни ребенок тоже будет это делать. Это активный процесс. Ребенок имеет на это право.
